На конце скального выступа я задержался. Пользовались ли твари этим путем?
Изабели подумалось, что при мысли о воинственных магах шаренец был готов провести нагишом на морозе целый день.
— Знаешь, Джеймс, темнота — это, конечно, не хорошо, но лучше все-таки без света.
Мы разошлись в разные стороны. Жак пробовал простукивать камень, я делал вид, что изучаю окрестности. Как я не старался, мне не удавалось убедить себя, что стена башни расположена горизонтально. Притяжение Замка упрямо тянуло меня вниз, словно по крутому склону, и эфирный ветерок незаметно нарастал. Ох, не даром здесь так чисто, ни песчинки, ни камешка! Поверхность стены превращалась в реальную ловушку. Я попытался отвлечься от внешнего, от хищного дыхания Замка, от вида Жака, передвигающегося по стене под каким-то безумным углом, отпустить на волю свои чувства, не перекидываясь в дракона. Вход должен был быть где-то здесь!
Жак растолкал меня с рассветом, я был заспан и мрачен. Видение оставило неясную тревогу, словно напоминание, что время не ждет. Я был до крайности рассеян, что не помешало мне на утренней тренировке два раза пробить защиту Стража и в кровь рассадить ему бок. Пробормотав что-то о сомнамбулах и самоубийствах, он оставил меня в покое, и через полчаса мы тронулись в путь, надеясь засветло добраться до Плавницы.
Когда их расспрашивали, Станис отвечал кратко. «Была война, нашествие тварей, много жертв, но нападение отбили». Слушатели ахали и говорили глупости, от которых у Мастера Лезвий сводило скулы. Он тщетно призывал на помощь свое обычное самообладание и опыт бродячего актера. Лицедействовать и лицемерить — вот все, что ему осталось.