— Мама! Они обижают Мишель! Они делают ей больно! Пойдем скорей!
Он поднял ко мне обе руки. Прыгать туда было не опасно, но я никак не могла решиться.
— Ну что, крошка Дэй, вперед! — произнесла я вслух. Я к себе так обращаюсь, когда чувствую, что внутри кипит ненависть.
— Мм, — промычала я и прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться.
— Одна из расписок написана рукой твоей матери.
Я направилась к этому объекту, из которого, усиленные эхом, доносились звуки, — Раннер двигался там, словно гигантский жук в стальном барабане. Голосом школьного учителя, читающего нотации нерадивому ученику, он громким шепотом говорил себе: «Что ж, мистер Умник, следовало бы подумать об этом раньше», и металлическая емкость транслировала его слова в небо, которое уже успело приобрести траурный фиолетовый цвет. «Да, Раннер, да, старик, а сейчас ты, пожалуй, справился», — продолжал его голос. Борт чана возвышался метра на три, в одном месте сбоку к нему была приварена лестница. Я начала подниматься наверх, выкрикивая имя отца.