По верхушкам камыша бешено пляшет луч фонарика, перепрыгивает на остовы деревьев неподалеку, падает на землю совсем рядом.
Я махнула рукой в сторону кувшина рядом с ним, и он налил мне оттуда пива в пластиковый стакан, но получилось, что в стакане оказалась одна пена. Он тут же, приложив палец к носу, опустил палец в стакан и, сбив пену, подлил пива.
Мы оба замолчали. Оба не знали, куда девать руки, старались не смотреть друг другу в глаза. Когда-то работавшие со мной психологи настаивали, чтобы мне устраивали встречи с другими детьми, утверждая, что это пойдет мне на пользу, потому что я должна учиться общению со сверстниками. Наша встреча с Лайлом очень напоминала первые бестолковые и самые ужасные десять минут, когда взрослые вышли, а ты не знаешь, чего хочет ребенок, с которым оказался наедине, вот и стоишь возле телика — а к нему приближаться не велено, — стоишь и тыкаешь пальцами в антенну.
Я неуклюже пожала плечами и сунула голову под струю воды, чтобы заглушить окружившие меня со всех сторон звуки Черной дыры. К стоку в ванне устремился багровый поток. Все в том же перевернутом состоянии я почувствовала, что Лайл забрал у меня тюбик и легонько постучал по затылку. Деловито и совсем не романтично.
Он потянулся через Диондру к бардачку, задел ее живот, и они снова обменялись странными улыбками. Схватив кассету, он сунул ее в магнитофон, врубил громкость — из динамиков бешеными зигзагами понеслась музыка, ударяя в мозг.