— Кто ее тебе плетет каждое утро? — все-таки спросила я. Не сдержала любопытства.
— Мы просто будем проводить вместе больше времени. Иногда я буду давать советы, а ты им следовать. Хорошо?
Мне не нужно было объяснять, что значит «ее»: сущность, часть себя, ту самую древнюю всезнайку.
Мак кивнул, запоминая лицо очередной «жертвы».
Знала я об Анатолии Геннадьевиче не так уж много: ему пятьдесят пять, женат никогда не был, родился в деревне, но в юном возрасте уехал в город, поступил в какой-то институт. Лет пять назад работал в ремонтном отделе — чинил телевизоры и радиотехнику. Потом что-то не сложилось там, наняли другого молодого парнишку, а отчима рассчитали — он ушел простым слесарем на завод, где и работал до сих пор.
Я протянула купюры. И через несколько минут вышла на улицу с жесткой, наспех скроенной сумкой. В узкую щель попеременно выглядывали то рыжие уши, то розовый нос, то испуганные зеленые глаза.