А я всегда была неимоверно чувствительной к атмосфере мест, слишком остро пропускала через себя то, что висело в воздухе. И это очень мешало нормально жить.
— Ну, и что мы думаем о новенькой? — прервал наконец вислую тишину Аарон Канн, отхлебнув виски и поморщившись. — Ох, хорошее пойло….
Сделав глубокий вдох, а затем выдох, я как никогда быстро представила собственную комнату.
Он улыбнулся в полумраке. Это я почувствовала кожей.
Гордость переходила в экстаз, экстаз в бурную радость, радость в безудержное счастье и снова в распиравшую по швам гордость.
«А ты представлял себе только само перо, или то, что ты держишь его в руке?»