Душителю словно лень было создавать этот мир. Будто он и не верил, что они дойдут по этой цепочке до конца. Поэтому он лишь создал заготовку, подобие мира. И поселил в нем исконный ужас.
Он прыгнул вслед за своим противником, задержавшись лишь на мгновение. Не дав ему ускользнуть, идя прямо по его следу. Прыгнул, зацепив с собой все, что успел — и богатырей, и даже бандитов из тех, что еще были живы. Тридцать два богатыря переместились вместе с Лексом в мир его врага. Один — остался лежать на пожухлой осенней траве, между нескольких разбойников, с которыми он успел расправиться раньше, чем его убили.
Лекс не знал этого знака, но если бы его спросили, он бы сказал, что это — иероглиф серого дождя тусклым осенним вечером. Правда, он больше отреагировал на выбранный песок, нежели на сам рисунок.
Лекс моргнул. Коробка, не та, на которой сидел бомж, но другая, неподалеку, тоже смятая наполовину, но невскрытая, разорвалась, и из нее выехал игрушечный танк. Но покрупнее. Лекс создал его настолько большим, насколько только позволяли естественные ограничения. Стрелять танк не мог, зато с разбегу врезался в коробки, на которых сидел противник, скинув его в кучу мусора. Дал задний ход, готовясь наехать на врага.
Один из черных цветков раскрылся и выплюнул свои семена-иглы, использовав ближайшего воина как подушечку. Воин еще даже не умер, как ростки чуждого растения уже проросли прямо сквозь его тело, одновременно врастая в воду, в землю под ней, а другими концами устремляясь вверх, цепляясь за ближайшие стволы, чтобы закрепиться в этом мире.
Павел попытался вспомнить, горели ли они сейчас, и не смог. Но возвращаться и проверять точно не собирался.