Он изгнал из себя взгляд монаха и атаковал сам.
Монах чуть наклонился вперед. И до этого он смотрел Субаху прямо в глаза, но теперь его взгляд стал острым, колючим, проникающим.
Надо отдать тете Зине должное, она действительно бежала так быстро, как могла. Не замедлилась даже на лестнице, рискуя сломать себе и ноги, и шею — возраст все же не тот…
Он пытался кричать, пытался ущипнуть себя, сделать хоть что-то, чтобы дать сигнал телу в том, настоящем мире. Предупредить об опасности, постараться хоть как-то вернуть себе власть над собственным сознанием. Вернуться в свою фантазию, покинуть чужую.
И теперь большая и боеспособная армия рвалась в бой, которого он не мог ей дать.
На лице его врага к гримасе ярости примешалась неуверенность. Не потому, что жертва вела себя неправильно — многие жертвы сходили с ума перед тем, как влиться в свет. Но потому, что он перестал чувствовать опору, силу. Перестал верить, что может что-то совершить в созданном им мире. Каким бы огромным он ни был, как бы далеко ни простирались границы его персональной нирваны, его власть исчезла.