– Готов ли ты послужить церкви так же преданно, до последнего вздоха, как служил Константину?
Она, неловко двигая раненой рукой, сворачивала из ткани самодельную пращу.
Валентин ухнул вниз под углом – так летят с детской горки-каталки, – и сердце сразу ушло в пятки, будто бы он упал не на два с лишним метра ниже уровня раскопа, а пролетел вниз сорок этажей в кабине оборвавшегося лифта. Он даже вскрикнуть не смог, звук застрял в горле, рот мгновенно пересох и наполнился сухой, неприятно пахнущей пылью.
Василий шагнул вперед, заглядывая за край причала, где море баюкало на волнах горящий остов корабля и трупы его команды.
– Все в порядке, Рувим, – отозвалась Арин, хватаясь за деревянную перекладину лесенки и начиная подъем. – Думаю, что тебя можно поздравить…
Насыпь, подготовленная для осадной башни, поднялась уже настолько высоко, что для меткого броска из пращи по ее строителям не надо было быть опытным воином. Между местом расположения пращников и точкой, где нужно было ссыпать на решетки, связанные из веток, свежую землю, было не более семидесяти шагов. Каждая попытка осаждающих приблизиться к стене Мецады по эстакаде вызывала град камней, летящий в тяжело нагруженных рабов. И множество из этих камней находили цели. Потеряв за три часа полтора десятка носильщиков ранеными и убитыми, римляне построили «черепаху», прикрыв рабов щитами со всех сторон, и готовились продолжать работу.