Корсак перестал жевать и внимательно посмотрел на невозмутимо цедящего вино итальянца.
– Времена изменятся, – произнес Ираклий с убеждением. – Общий враг объединяет.
Жизнь на юге, у моря, давала ему возможность делать набеги на старые библиотеки Средиземноморья, несколько раз в год приезжать для работы со свитками в Иерусалим, в университеты в Хайфе и Тель-Авиве. Причем делать это, пользуясь паромами или пассажирскими судами, курсирующими по Средиземному морю: аэрофобия сделала Чезаре бескрылым, и каждый полет был для пожилого археолога серьезным испытанием.
– А это Левий Матфей, бывший мокэс, теперь он со мной.
Благодарю тебя, Яхве, что под землей было темно, и я не видел деталей. Только слышал крики и стоны, да хруст, когда сталь пронзала плоть. И еще бульканье… Знаешь ли ты, мальчик, как клокочет кровь в перерезанном горле? Нет? Ну, теперь будешь знать… Сорок человек… Сорок соратников, друзей, родственников, режущих друг друга в кромешной тьме!
Он скорее почувствовал, чем увидел Элезара. Тот подошел неслышно и молча встал рядом и чуть сзади, за правым плечом Иегуды. Теперь они смотрели вдвоем, как «черепаха» спустилась вниз, рассыпалась, впуская внутрь себя новых носильщиков, и затопала обратно.