– Какой бы она не была, – глухим голосом отозвался Ираклий.
Опять «мы», отметил про себя Рувим. Похоже, что он уже окончательно сделал выбор.
Профессор Кац несколько раз раздраженно произнес «ма пит’ом», на что Арин откликнулась коротким «эйн ма ляасОт», обеспокоенно посмотрел на часы и неизвестно зачем ободряюще похлопал племянника по плечу, хотя уж кто-кто, а Валентин совершенно не волновался. Он еще не ощущал себя включившимся в работу телевизионщиком или сотрудником археологической экспедиции под руководством знаменитого родственника – скорее уж отпускником, прилетевшим на экзотический курорт.
От Иерусалима до Мецады ехать всего ничего – каких-то пятьдесят километров. Из самой столицы пришлось выбираться гораздо дольше. Сначала пресловутый дядин пкак случился на въезде в главный город Святой земли. Пикап карабкался в гору, даже не карабкался – полз, плелся в компании точно таких же «счастливчиков». Деваться из бетонного русла было некуда, оставалось только пить воду из бутылочек да крутить головой в поисках новой картинки. По мере того как автомобиль вползал в черту города, картинка менялась. На автобусных остановках появились ортодоксальные евреи в своих длинных лапсердаках и широкополых шляпах, похожие на преисполненных важностью грачей, а рядом с ними уже совсем не ортодоксальные девушки в легких платьях, и ребята обоих полов в военной форме и с автоматами…
Раненый молчал, все так же надсадно дыша. На его тонких губах вскипала кровь, черная в лунном свете.
И еще тот, кто представился Ираклием, чувствовал поток восхищения, буквально изливающийся на него из густой тени у парапета. Оттуда, ощипывая грязными пальцами виноградную гроздь, ел его взглядом мальчишка-посыльный. Подобострастия в этом взгляде не было. Но была надежда. Надежда пойти следом, вырваться с маленького, пропитанного виноградным соком, материнской кровью и морской пеной острова в большой мир. В мир, где синюю прозрачную волну режут грены больших кораблей, а не рыбачьих лодчонок, где тянутся к небу настоящие здания, а не голые пыльные скалы…