– Впечатлениями поделимся позже. Арин, осмотри вездеходы. У них есть что-то типа багажников. Посмотри, что есть полезного. Вода, аптечка, еда… А мы с Валентином пока поговорим с одним из наших милых друзей…
– Слышал, – лаконично подтвердил Ираклий, размеренно шагая вверх. – Это недалеко? Можешь быть проводником?
Колонна достигла Иродова дворца и исчезла в его чреве. Дворец ожил, загудел голосами. Застучали по каменным плитам торопливые шаги слуг. Еще до того, как сумерки упали на Ершалаим, зажглись масляные светильники в покоях и затрещали факелы под сводами колоннад.
Все это время дядя Рувим пел российским соловьем, давая комментарии на темы всего, что можно было рассмотреть через окна пикапа. Чувствовалось, что здешние места он знал хорошо. В этом не было ничего удивительного – большая часть экспедиций, которые ему довелось возглавлять, проходили именно на юге, а значит, в пустыне, занимающей половину страны.
– Это так… – подтвердил Ираклий. – О причине не столь сложно догадаться. Но сразу скажу, что прибыл сюда не улаживать спор между противоборствующими сторонами. И хочу, чтобы вы об этом знали. Это не в моих силах. И думаю, теперь нет на свете человека, который бы смог исправить случившееся. То, что произошло – уже произошло, и в этом нет нашей вины. Упущение было не вчера и не сегодня. Этим летом случилось горе, а корни его тянутся так далеко в прошлое, что мы с вами можем только вздохнуть. И прежде случалась схизма в доме Божьем, но никогда еще раскол не был так глубок, как сейчас. Тридцать пять лет Акакианской схизмы были лишь предвестниками нынешней катастрофы. Случилось, – отрезал он. – Примем данность как Божью волю. Отныне есть две церкви, о судьбе и благополучии которых нам предстоит печься. Тайный конклав остается Тайным Конклавом. Если даже произойдет так, что домов Божьих станет еще больше, то у нас всего лишь прибавится работы. Потому что призваны мы защищать не стены, а дух в этих стенах. И не людям, пусть даже облеченным властью, решать, какая из церквей ближе к Богу. Не людям.
Старик встал. Ему было трудно сделать это без посторонней помощи, но он пересилил свою немощь и боль от побоев и падения. В прореху на обгоревшем платье был виден сильный ожог: по почерневшей коже плеча разбегались красные кровавые трещины. И разбитое лицо было покрыто каплями крови, из носа бежало струйкой на подбородок, пачкая бороду.