Алка следила за ним, прикрыв губы рукой, словно желая навечно сохранить на них поцелуй мальчишеских губ.
Из второго вылета не вернулся «Жало». Пашка Дорош и… и мой Витька Фальк. Ребята видели, как «Жало» загорелся и сел на турецкой территории, почти в самый бой. Но думать об этом было некогда. Мы, наверное, были похожи на чокнутых приговоренных к смерти, которые сами – причем споро, радостно и бодро – строят себе эшафот.
– Надсотник… надсотник… Олег Николаевич, проснитесь… просыпайтесь же…
Обернуться он уже не успел. Горлу вдруг стало нестерпимо, чудовищно больно – а через миг эта боль отхлынула, унося с собой сознание и жизнь двадцатитрехлетнего лейтенанта оккупационной армии.
Щелкнув коммутатором, Лафферти вызвал второго лейтенанта Анье.
«Не знаю», – хотел сказать я. Но не сказал.