Он шел по лесу почти без перерывов до трех дня, пока не стало жарко, как в печке. Паутина липла к лицу и рукам, нудно позванивали комары. Пару раз ему казалось, что слышен гул моторов, но снова и снова он понимал, что обманулся.
…Правление развалили двумя термобарическими ракетами, которые запустили Генка с кем-то из старших – подтащили трофейный «Дрэгон», установили его… и через минуту мы ворвались в горящие развалины, закалывая уцелевших штыками и рубя плотницкими топорами.
Последнюю, третью гранату он бросил в бегущих навстречу часовых. И сам останавливаться уже не стал, лишь пригнул голову и только чуть замедлил бег, когда ударила навстречу взрывная волна.
– Брось! – Санька передал мне в руки тяжелый пулемет, как у немцев в фильмах про войну. – Брось на хрен, оружие берем, боеприпасы, а жрачки – потом, сколько сможем!
– Да ты про что его спрашиваешь, атаман, ты его про молоко спроси!
– У меня такое право есть… В общем, так, – он переждал что-то, и я вдруг понял: ему просто тяжело говорить. – Тем, кто в налете на Краснодар и авианосную группу участвовал – Героя. Остальным – не важно, где они бились, на земле или в воздухе – Георгия четвертой и третьей степени разом… Радько Николай!..