А вот Анфиса с Наташей, на удивление, смотрели на трупы вполне равнодушно. По крайней мере, так выглядело внешне.
Когда она встала, рубашка аппетитно натянулась на бюсте не меньше четвертого номера. Красивая баба, отметил я, но мои "пионерки" всё же, на класс повыше будут. На поясе у неё висела кобура большим тяжелым пистолетом. Слишком большим для девушки. Слишком притягивающем к себе чужой взгляд. Даже не к себе, а к тому, что вокруг. На левом рукаве ее форменной рубахи был пришит шеврон, напоминающий верхнюю часть пирамиды с однодолларовой бумажки. Глаз в треугольнике. Или нечто типа того.
В квартиру эту я весьма удачно вложился в "год дефолта", когда всё в Москве в одночасье резко подешевело. Кроме заморских зеленых бумажек с провинциальным дизайном. Зато теперь эта квартирка стоит, даже опасаюсь сумму озвучивать. Всё равно не поверите. А рынок всё растёт.
- Но, можно же, и на кафедре оставить?
По выходу из бигмачной незнакомый патрульный (мне почему-то стало казаться, что я тут всех патрульных уже в лицо знаю), пошептавшись о чём-то с сержантом, быстрым шагом подошел к нам. На что внутренне мне стало слегка не по себе, потому, как показалось, что идут арестовывать Ингеборге. Дурацкая мысль, а вот, поди, ж ты.
Последующей за этой фразой немой сцене мог позавидовать сам товарищ Яновский. Ну, тот, который Гоголь.