– Мягковат, – говорит Хардинг. – Пройдет сквозь сетку, только нарезанный кубиками, как баклажан.
– Ай да молодец! Теперь только выпрямись. Подбери под себя ножки… Так, так. Теперь не спеша… Выпрямляйся. Ого-го! Теперь опускай его на палубу.
– Я начинаю вертеться! Пожалуйста, смотри меня!
Хардинг ткнул меня пальцем в ребра, и я встал в машине. Заправщик сделал из ладони козырек, поглядел на меня и ничего не сказал.
– Ребята! – Сказал Макмерфи, вытолкнув девушку из-за руля и притиснув к Билли. – Вы только поглядите, как большой вождь глушит огненную воду! – И рванул с места, сразу в гущу движения, а доктор с визгом шин помчался за ним.
Жена не требует новый линолеум. Не сосут водянистыми старыми глазами родственники. Заботиться не о ком, поэтому свободы столько, что можно быть хорошим мошенником. Поэтому, наверно, санитары не бросились в уборную, чтобы прекратить пение, – знают, что он неуправляемый, и помнят по старику питу, на что способен неуправляемый человек. И они видят, что Макмерфи намного больше Пита: если придется брать его силой, то только всем троим и еще чтобы старшая сестра стояла тут же со шприцем наготове. Острые кивают друг другу; вот почему, решают они, санитары не запретили ему петь, как запретили бы любому из нас.