-- Значит и не буду. И ты меня. Ладно, давай хоть поспим малость.
Вот и поговорили. Так, мои Николашкино майно погрузили, увязали.
Мне на этих поминках... как бы убраться с глаз долой. А то все спрашивают, вопросы задают. Тот же главный: "Чьих ты?". Ну и кучу разных... тоже неудобных. Убрался в наш сруб. А там Марьяша. Сначала пускать не хотела - заперлась она. От страха всего. Потом уговорил, открыла дверь. И сразу на шею: "Ванечка, миленький. Не бросай меня. Страшно мне. Боюсь я. Местные-то все тати с душегубами, мучители с насильниками". Когда такая здоровая баба пытается к мальчонке за пазуху спрятаться... Как маленькая девочка. Как её... Степко-то... Просто крапивой, розгами и шишкой... перевоспитал. А ты себя, Ванька, вспомни. Как тебя самого Саввушка в три дня одним дрючком... вежеству научил. До полностью "шёлкового" состояния.
Николай с собой на мой воз мешок притащил. Тяжёленький. Сидит чуть не в обнимку с ним. Золото там у него что ли?
-- Не боись, Ивашко. Эти не тронут. Чувствуют во мне родственную душу.
Только вот насчёт полное... Ещё здесь, в низовьях Днепра, явился к печенегам один дервиш. И провозгласил: "Нет бога кроме аллаха и Магомет пророк и его". И разделился народ надвое. Резко разделился. С сабельной рубкой еще соплеменников, но уже иноверцев. Половина пошла за зелёным знаменем на неверных. В Византию. Оттуда - прямиком в рай. А язычники остались. Вот они - печенеги под Киевом. И на стены не лезут. Мирные. Православные. А еще есть на западном склоне Карпат. Там католические. Потом придут татаро-монголы. Снова всех вырежут. Но вот они: гагаузы -- потомки "не-всех", не вырезанных печенегов и торков.