Помялся, показал одну. Ну совсем не in-folio. И толщиной не очень. Но на бумаге. Редкий случай - вижу бумагу. Качество, правда... Но все равно, оно самое - не береста или пергамент. Рукописная. Я-то по прошлой жизни человек письменный. Мне без бумаги под рукой - и дико, и как-то... Даже просто думать без набросков, без хоть чирканья... Сунул нос, начал разбирать: совсем даже не "Жития". То самое, что мне край нужно - описание здешних земель и дорог. Николай сперва сильно дёргался, но когда уловил мой восторг - ожил. Пока он с дедом ходил, тот заставлял его записывать каждый день увиденное. По чуть-чуть. Полезное в торговом деле. Потом отец эту манеру сохранил. А дальше Николай уже по привычке и сам записывал. Вот, собственно говоря, из-за чего дядя и взъелся. Кто-то из "вятших", чуть ли не сам Ростик, прослышал об этом Николашкином "труде всей жизни" и захотел купить. Хорошие деньги предлагал. Дядя уже и согласился. А Николай - ни в какую. Оба - "впёртые". Вот так, потихоньку, дело до закупа и дошло. Не отдал бы Николай долг - пошло бы его имущество на покрытие. Вот это конкретно - по цене исписанной бумаги. Ну, а уж за какие деньги бы дядя продал...
Вот и получается потом в русской литературе девятнадцатого века: "А забрось русского мужика хоть на Северный полюс, да дай ему топор, да пару рукавиц...". Насчёт полюса не знаю, а вот как два столяра, которым плотницкую работу на какой-то полярной станции, типа Новой Земли или острова Врангеля заставляли делать, а они с начальником поругались по поводу такой вопиющий депрофессионализации и оттуда пешком, со своими топориками, через дрейфующие льды, через тундру на Большую Землю. По пути где городским каждый шаг - "полярная экспедиция", - про такое слышать приходилось.
Аналогично было и на Угре. В смысле - бескровно и эффективно. И никаких тринадцатилетних мальчиков в первых рядах с копьями на плечах, чтобы не разбежались.
-- Ваня, ты туда не ложись. То - моя постеля. Тебе вот тут, у порога.
-- Нет. Я тут, трёхразовый тебе фак, папа римский.