После зачистки Батайска сутки отдыхали, а затем комбриг расщедрился, выделил нашей роте пять самых лучших бронированных «Уралов», и в сопровождении десяти БТРов и мотострелков на броне мы направились в Ростов.
Следующий день был днём начала моей службы, и ожидал я от него очень многого. Однако занимались мы совсем не тем, чем, как я думал, должны заниматься солдаты. Наша рота отвечала за блокпост на трассе Ростов-Баку и охрану чудом уцелевшего древнего моста через реку Ея — одна группа уже при деле. Ещё одна группа постоянно находилась в нашем лагере неподалеку от трассы, несла караульную службу, а остальные четыре группы ежедневно отправлялись на заработки.
При допросе ординарца я всё же поприсутствовал. Вошёл внаглую и присел возле тёплой печки. Выгонит комбат, уйду, а нет, так услышу что-то для себя интересное, так я решил. Ерёменко только покосился на меня, ничего не сказал, и начал вытряхивать из худого высокого южанина с огромными чёрными глазами, взятого в плен моим командиром группы, всё, что тот знал или о чём только догадывался.
Всё, что я видел в самые первые мои дни в городе, говорило только об одном: Буров — не какая-то мелкая сошка, командир небольшого наёмного отряда, а фигура очень и очень влиятельная. По крайней мере, в кабинет Мэра он входил без стука и в любое удобное для себя время. Вот так вот, и кто понимает, что к чему, тот выводы из одного только этого факта сделает, а я таких моментов за месяцы, проведённые рядом с ним, наблюдал более чем предостаточно. Кстати, в то же самое время я узнал, что и с побегом правителей Туапсинской Республики не всё так просто и это не какая-то спонтанная акция, а очень хорошо продуманная и проведённая операция трабзонской внешней разведки.
Поутру автоколонна батальона спецназа Четвёртой гвардейской бригады отправилась в сторону столицы и через сутки достигла посёлка Пашковского, где должны были собраться все подразделения будущего Кавказского экспедиционного корпуса. Остановились в поле, поставили одну палатку под штаб и стали ждать, что будет дальше.