— Появилась до того, как я родилась, но уже при жизни моего отца. Он говорил, что ее появлению предшествовало землетрясение. Некоторые говорят, что землетрясение вынесло ее на поверхность, другие заявляют, что это предрассудки. Я помню ее с самого детства. От дыма она затихает, как затихает улей или осиное гнездо, но потом звук вновь усиливается. Сучья, сваленные в устье каньона, не пускают туда скотину… иногда их так и тянет туда. Никто не знает почему. Но если корова или овца попадает в каньон, после того как старый хворост сожжен, а нового еще не набралось, она никогда не возвращается. Видать, червоточина сжирает ее.
— Ты пошлешь ей новую записку, Уилл Диаборн? — спросил Ален.
С огорода она перенесла пугало на кучу листвы на лужайке. Положила на траву, затем затолкала листья за пазуху, соорудив груди. Покончив с этим, достала из кармана спичку и зажгла ее.
— Очень хорошо. — Она вновь легла, натянув простыню до подбородка. Она чувствовала, что могла проспать неделю.
— Ален, во всяком случае, знал, что так мне будет легче. Он одернул Катберта и сказал, что они придут. И они пришли. А я отдал магический кристалл, хотя мне и не хотелось с ним расставаться. Мой отец побледнел как мел, когда заглянул в мешок и увидел, что в нем находится. Потом извинился перед нами и ушел, захватив мешок с собой. Когда же вернулся, поднял бокал вина и продолжил разговор о наших приключениях в Меджисе, словно ничего и не произошло.