— Твоя племянница… это сделала, — прошептало существо. — Все это… ее вина…
— Особенно берегись Джонаса и двух его подручных.
Мысли эти выскочили у нее из головы аккурат в тот момент, когда руки, сильные руки, вырвали у нее сумку с продуктами. Корделия в изумлении отпрянула, прикрыла глаза от солнца и увидела Элдреда Джонаса, который стоял между тотемами Медведя и Черепахи, улыбаясь во весь рот. Его волосы, длинные и седые (а по ее мнению, и прекрасные), падали на плечи. У Корделии учащенно забилось сердце. Ей всегда нравились такие мужчины, как Джонас, подтянутые, уверенные в себе, с игривой, многообещающей улыбкой.
— Появилась до того, как я родилась, но уже при жизни моего отца. Он говорил, что ее появлению предшествовало землетрясение. Некоторые говорят, что землетрясение вынесло ее на поверхность, другие заявляют, что это предрассудки. Я помню ее с самого детства. От дыма она затихает, как затихает улей или осиное гнездо, но потом звук вновь усиливается. Сучья, сваленные в устье каньона, не пускают туда скотину… иногда их так и тянет туда. Никто не знает почему. Но если корова или овца попадает в каньон, после того как старый хворост сожжен, а нового еще не набралось, она никогда не возвращается. Видать, червоточина сжирает ее.
— Ты пошлешь ей новую записку, Уилл Диаборн? — спросил Ален.
С огорода она перенесла пугало на кучу листвы на лужайке. Положила на траву, затем затолкала листья за пазуху, соорудив груди. Покончив с этим, достала из кармана спичку и зажгла ее.