В квартире никого не было. Он слонялся по комнате, перебирал вещи, приготовленные для Володи, наконец, сел за стол, открыл свою тетрадь, но уже не верилось, что письма – Эльзе и детям. Какие письма? Зачем? Он погрузился на самое дно своей тоски и с вялым отвращением чувствовал тяжесть старого, ненужного тела, давление многотонной массы невыносимых воспоминаний. Листая исписанные страницы, он слышал шорох бумаги, звон трамвая за окном, скрип снега под ногами прохожих. Он обрадовался бы сейчас даже зеркальному уроду, но сквозь толщу одиночества ничей голос не мог прорваться.