Рябиновка была крепкая, липкая, приторно сладкая. Только Евгений Арсентьевич имел право не пить, ему Настасья поставила бутылку нарзана. Верочка и Веточка вежливо пригубили рябиновку, Илье пришлось опустошить рюмку.
Дверь открыл соседский сын Николаша, маленький, тощий, обритый налысо подросток. Босой, в широких отцовских подштанниках, в материнской вязаной кофте, с пионерским галстуком на шее, он выглядел как огородное чучело.
Ответа не последовало. Лицо связника опять окаменело, губы сжались, сигарета дымилась, рука сильно дрожала.
Теперь, в январе 1937-го, Енукидзе сидел в тюрьме, а Сосо упорно продолжал протягивать Адольфу обе руки.
Заместитель Ежова комиссар первого ранга Агранов пожелал лично убедиться в исправности «ценного оборудования».
Габи затаила дыхание. В разговорах со Стефани она несколько раз жаловалась, что ей надоело писать для «Серебряного зеркала». Ходили слухи, что Аннелиз заранее готовит площадку для вступления мужа на должность министра и стремится пропихнуть в МИД как можно больше своих людей.