– Да вот же! – Манька ткнула в направлении ботинок пальцем. – Шнурок. Видите, у основания завязан двойным узлом. Это я завязала, а папа развязать не смог!
– Мама передала. Сказала, чтобы всё съели. Скоро придет посмотреть, что у нас получилось.
– Единственная память о моем сумасбродном отце! – объясняла она.
«Этот ребенок» – Сонечка. Когда сестре исполнилось полтора года, мама собрала волю в кулак и сказала – всё, пора уже и честь знать, надо ее от соски отучать. К тому времени Сонечка обзавелась пятнадцатью крепкими зубами, умела шепеляво, но вполне себе внятно изъясняться короткими предложениями и вообще выросла в достаточно словоохотливое и упрямое существо. Так уж завелось исторически, что все наши дети очень рано научились говорить. Я, например, свое первое сложное слово – «разноцветный» – выговорила в восемь месяцев. Каринка заговорила чуть позже, месяцев в одиннадцать, но зато сразу простыми словосочетаниями. Если я была очень медленным ребенком и слова выдавала из себя со скоростью в час по чайной ложке, то Каринка строчила как пулемет, притом говорила исключительно тогда, когда перемещалась по квартире. А по квартире она перемещалась только на попе, садилась на пол, спиной к движению, и, резво перебирая ногами, развивала космическую скорость, сыпля по ходу искрометными наблюдениями степного акына.
И, свесившись через перила, сестра вцепилась пальцами мне в глаза.
– Не выдавайте меня, пожалуйста! А то Нарка обидится.