Пашу Дробова, тридцатишестилетнего тунеядца, систематически поколачивала жена. Раз в квартал он попадал к нам с сотрясением головного мозга и ушибами мягких тканей лица.
— Не, доктор, спасибо! Мне домой надо, в деревню, жена, дети ждут.
Пролежень у Крапивина почти зажил. Но на этот раз у Виктора развился пиелонефрит (воспаление почек), при поступлении он мочился практически одним гноем. На момент осмотра анализы стали лучше, но воспаление почек стало хроническим.
Племянник перешагнул тело тетки и начал искать деньги. Перерыв комод и платяной шкаф и ничего не найдя, сел на край кровати.
Выделив мешок вместе с яичком, Саныч зажал его между браншами ножниц. Еще мгновение — и случилось бы непоправимое.
Бурлакову дали комнату в общежитии, где он, конечно, попивал, но на работу всегда приходил вовремя и трезвый. А когда был экстренным (мы поделили месяц по десять дней на каждого), то и вовсе отлично справился, даже с молчаливого согласия заведующего прооперировал два острых аппендицита.