— Ты вот, Наталья, сколько у нас уже работаешь?
— А больше и не надо, Степа, — как можно мягче ответил я. — Если Лапин поправился, то выписывай его, только без ругани, спокойно.
Всю обратную дорогу водитель пытал меня, зачем это я взорвал петарду. Я отшучивался, так как знал: если этот балабол узнает правду, то разнесет ее по всему поселку. А петардами в то время торговали на каждом углу.
Теперь он был обречен ходить так всю жизнь, и спать, и есть в шлеме, по крайней мере, пока не найдет денег на титановую пластину.
— Григорий, — обратился я к страдальцу. — Вы умрете, если вас не прооперировать!
— А я вижу, что ты слепнешь! Все Саныч, больше сам чтоб не оперировал, пока кого-нибудь не угробил!