Пресытившись малой хирургией, я стал брать только сложные и очень сложные случаи. С 2002 по август 2005 года, то есть до самого своего отъезда, я отправил в область всего одного больного, и тот оказался таким сложным, что и три профессора хирургии опустили руки.
Наложил последний шов, заклеил разрез и, поблагодарив персонал, удалился в ординаторскую писать протокол операции.
— Вы нас извините! — включилась в разговор Наташа. — Мы постараемся, чтобы про вас в больнице плохо не думали.
— Слушай, — обратился я к Сохатому. — Мишка, зайди в дом, тебя народ боится.
— Как здорово, доктор, что я не взорвал нас тогда! И ты жив, и я еще почти год небо покоптил.
— Привет! Только разве ж оно доброе, — пробурчал Крапивин.