Я с трепетом ждал ответа Грушницкого, холодная злость овладевала мною при мысли, что если б не случай, то я мог бы сделаться посмешищем этих дураков. Если б Грушницкий не согласился, я бросился б ему на шею. Но после некоторого молчания он встал с своего места, протянул руку капитану и сказал очень важно: «хорошо, я согласен».
Vor tids helt. Overs, fra russisk af Erik Horskjaer. K0benhavn, Reitzel, 1959. 141 s. («Hans Reitzelis Serie». 8).
Месяца четыре всё шло как нельзя лучше. Григорий Александрович, я уж кажется говорил, страстно любил охоту: бывало, так его в лес и подмывает за кабанами или козами, — а тут хоть бы вышел за крепостной вал. Вот, однако же, смотрю, он стал снова задумываться, ходит по комнате, загнув руки назад; потом раз, не сказав никому, отправился стрелять, — целое утро пропадал; раз и другой, всё чаще и чаще… Нехорошо, подумал я: верно между ними черная кошка проскочила!
[Герой нашего времени]. Пер. Такасака Есикжи. Токио, Эссандо, 1020. [Герой нашего времени]. Пер. Накамура Хакуё. Токио, Киноэйдо, 1924. [Герой нашего времени]. Пер. Накамура Хакуё. Токио, Иванами сётэн, 1928. [Герой нашего времени]. Пер. Умэда Хироси. Токио, Кайдзоюя, 1938. [Герой нашего времени]. Пер. Накамура Хакуё. Токио, Иванами сётэн, 1948. [Герой нашего времени]. Пер. Такахаси Масахира. Токио, Акацуки сёбо, 1949. [Герой нашего времени]. Пер. Нобуюки Китагаки. Токио, Нихонхиоронша, 1950. 338 с. с илл.
В продолжение ужина Грушницкий шептался и перемигивался с драгунским капитаном.
Для Писарева Онегины и Печорины — люди, выделившиеся из массы благодаря своему уму, но не имеющие идеалов, цели в жизни. «Другие люди, умные и образованные», имеют «свой идеал», но «у этих людей за недостатком твердости дело останавливается на словах». Свое рассуждение о лишних людях и о Базарове Писарев заключает следующей формулой: «Словом, у Печориных есть воля без знания, у Рудиных — знание без воли; у Базаровых есть и знание и воля, мысль и дело сливаются в одно твердое целое».165