Брызнули слезы Найдёнова, благодарный, воинственный стон издала ходуном заходившая, грудь. Взор обратился к вздыбившемуся за громадными хребтами облаков небесному танку. Там, за рычагами божественной «тридцатьчетверки» улыбался счастливому Ваньке его великий Господь, а за ним, уже надевшим свой танкошлем, теснились тысячи мучеников («Валентайн», без сомнения был среди них); сверкали их траки, вздымались стволы, светились нимбы над башнями. Музыку сфер услышал Иван Иваныч — а, именно, рокот бесчисленных небесных моторов, благословлявший Найдёнова на великую, понятную только ему самому, битву. («Жми, Иван! — гудело на небесах. — Он никуда не денется!») И к ужасу посыльного — недавно оторванного от материнской титьки восемнадцатилетнего паренька — этот ни на кого не похожий капитан, услышав приказ тотчас явиться к Барятинскому, понес совершенную дичь. И действительно — кланяясь с горячностью сумасшедшего, Найдёнов благодарил железное воинство Господа-Водителя. Он-то, единственный, знал — Призрак не мог раствориться в небытии. Окруженный развороченными T-34, «Белый тигр» трубил в страшный рог своего ствола там, посреди полей Сандомира, и никакие бушующие вокруг огнеметные и орудийные вихри не могли теперь помешать им столкнуться.