Цитата #242 из книги «Танкист, или «Белый тигр»»

— «Белый тигр»! — проскрежетал Найдёнов, показывая черным пальцем туда, за реку, откуда наползали дымы пожаров: неостановимый, ненавидящий, ужасный. Потрясенный видом танкиста и его указующим перстом корреспондент как-то совсем по детски растерялся. А Ванька трясся, готовый рвануть за Призраком и за Вислу, и за Одер, и, если доведется, и за сам Ла-Манш. Глаза его светились знакомым безумием. Рычаги были под рукой. Нет, он никак не мог успокоиться!

Просмотров: 11

— Сарай видите? Вон там, на горушке? Сколько до него?

Просмотров: 12

А вот Крюком на сей раз занялись основательно. Девяностолетняя фрау, павшая жертвой его неутомимой похоти в каком-то окраинном подвальчике, напрягла ссохшиеся мозги — и (первый случай за весь этот лихой месяц!) доковыляла до комендатуры. Жалоба совершенно неожиданно сработала: и без того ошалевший от безобразий комендант подскочил на единственном венском стуле — само провидение послало ему старую перечницу. Он как раз штудировал совершенно недвусмысленный приказ Ставки; наконец-то и до «ГлавПура» дошло — энтузиазм освободителей нужно гасить немедленно. Показательная порка — вот что требовалось для всех этих распоясавшихся сукиных сынов: Крюк подвернулся как никогда кстати.

Просмотров: 8

Никому не нужный Иван Иваныч кинулся было ремонтировать первое, что попалось под руку — и за два дня вопреки всем прогнозам ухитрился воскресить заезженный и по всем параметрам убитый T-34 — один из тех оставшихся трудяг, которому на последнем издыхании удалось, чуть ли не на брюхе, доползти до реки. Ремонтники, вовремя сообразив, чем может грозить такая бескорыстная помощь, быстро «сожгли» на обрадовавшейся было «тридцатьчетверке» главный фрикцион — и с тех пор, несмотря на известность, заслуги и капитанские погоны, Найдёнова отгоняли от машин, как последнего нищего. Напрасно Иван Иваныч, сразу после боев сделавшийся кротким, просил тыловиков о милосердии — те, конечно же, ничего не знали (да и знать не хотели!) о том, как мучаются изношенные, страдающие «коробки» и какие, полные боли, подают они голоса. Более того — надорвавшиеся «эмчи» и ИСы, к нескрываемой радости экипажей, словно гигантские туши, сволакивались тягачами к восстановленной железной дороге. Там, вооружившись инструментом, подобно заправским мясникам спецы разделывали добычу: снимали пулеметы, выгружали боезапас, срывали ящики для снаряжения. Вместе с измазюканными мастеровыми на подобных работах возились и пленные, с которых даже не были содраны погоны и знаки отличия. И вообще, занятые по горло своим механическим делом слесаря и механики — немцы и русские — по какому-то молчаливому согласию сторон находились вне ярости уничтожения. Намертво сцепившихся «Пантеру» и «тридцатьчетверку» иногда ремонтировали тут же на месте боя; с одной стороны свой танк приводили в чувство кувалдой выходцы с Волги и Дона, с другой — копались в моторе Pz IV аккуратные, дотошливые, очкастые гансы, все, как один, с полотенчиками. Эти трудяги, на которых никто и внимания-то не обращал, (настолько, словно насекомые, были они безобидны), чуть только ключи друг другу не передавали. Вот и сейчас, ремонтники просто совместно делали дело — «коробки», свои и чужие, как всякий металлолом, грузились вперемешку, что для гордости умирающих танков было невыносимо! Воткнувшись друг в друга бесполезными стволами, вовлеченные во всеобщую ненависть «Тигры» и САУ-152 и накануне гибели готовы были идти на бескомпромиссный таран — но выпотрошенные, лишенные гусениц, они теперь только дребезжали грязевыми щитками. Когда платформы набирали скорость, внутренности несчастных машин, залитые кровью и кислотой аккумуляторов, посещал ветер; и, хозяйничая там, цепляясь за развороченную броню, скрученные сиденья, искореженные приборы, начинал пробовать голос, озвучивая взаимные проклятия. От подобного воя вздрагивали даже бывалые часовые. С лязгом, перестуком, густыми паровозными сигналами, вздохами угасающих «коробок», очередной эшелон уползал вглубь разоренной земли. Где-то под Смоленском или под Тулой состав отгонялся в тупик — мертвым некуда спешить — давая проезд новехонькой, чистенькой технике, которой с неделю как перерезали пуповину. Благоухающие свежей краской, щеголяющие серийными номерами, до отказа напоенные соляркой, ухоженные, пышущие здоровьем ИСы и изящные «тридцатьчетверки» с характерной элегантностью башен, безупречные линии которых так восхищали Гудериана, в компании с 76-мм дивизионными пушками и приземистыми САУ, гнались теперь в Польшу целыми потоками: Жуков торопился как можно скорее сменить под Вислой убогих калек. Эти невиданные тысячи, плодившиеся в уральских, харьковских и сталинградских цехах, были предназначены для последнего убийственного прорыва. Их даже не удосуживались маскировать. В штабах засучили рукава — готовился окончательный и безоговорочный апофеоз войны, торжество уже не корпусов и армий, а целых танковых орд, ведомых новой порослью — выученной, вышколенной, натасканной на недобитого зверя, и поэтому беспощадной в ярости, молодежью. Вот почему, вместе с бесчисленными «коробками», мимо очередного, погруженного на платформы, кладбища, проносились «теплушки», до отказа набитые юной агрессивной плотью, еще не нюхавшей пороха, но уже знающей толк в рычагах и маневре.

Просмотров: 9

— «Белый тигр»! — прохрипел, звякая медалями и орденами, и со всем своим знакомым напряжением вглядываясь поверх гостей, сада и деревни в какую-то, одному ему видную, даль.

Просмотров: 9