Нет, тыловики не заметались в поисках санитаров (откуда здесь санитары) не побежали к начальству. То, что водитель, пробыв неделю в сгоревшей «коробке», еще каким-то образом существовал, не меняло дела: его следовало оставить в покое. Несчастный был вытащен — хорошо, что при этом он еще не развалился на части! Не раздалось ни единого стона — верный признак, что он вот-вот отдаст Богу душу. Подали флягу с мутной водой — и вновь ни одной конвульсии. Находку отнесли под навес, где хранились инструменты и опустили на доски. Один из самых молоденьких солдатиков метнулся к ближайшим ямам — просить похоронную команду немного повременить.
На той стороне разделенной земли вовсю гудел Ла-Манш. Паттон, несмотря на попытки Лиса пустыни заткнуть плотину, днем и ночью грел и без того раскаленное французское небо двигателями своих бесчисленных «Шерманов». Все дороги от сектора «Омаха» до злосчастной для союзников деревушки Виллер-Бокаж, забились «Виллисами», «Студебеккерами» и сменившими неторопливых, качающихся с борта на борт «Матильд», великолепными «Черчиллями». С плавучих пирсов сходили, взбивая траками пляжный песок, все новые «Гранты» и «Ли»; изворотливые янки затейливым образом, но все-таки свели вместе двух генералов времен Гражданской. На американских конвейерах безостановочно получали свои корпуса и башни «кометы», чьими фирменными знаками были юркость и всесокрушающие пушки. Тучи «Мустангов», «Ланкастеров», «Москито» и ужасных «Летающих крепостей» деловито сновали над Гамбургом и Берлином. Однако, несмотря на весь этот нормандский карнавал, неизменным кошмаром для Кейтеля и Йодля по-прежнему оставался Восток: там, с августа 44-го, накапливаясь на польских берегах, нависая ужасной, в тысячу километров, грозой, Германию, и так истекающую кровью, готовились искромсать вдоль и поперек самые беспощадные на свете скальпели.
Сомнений не оставалось; в прошлой жизни этот обожженный, беспамятный вызывающий видом своим сострадание и жалостливый ужас танкист был механиком и судя по всему, водителем от Бога!
А вышедший «от печки» самозабвенный Ванька отплясывал на виду у Призрака (замирали сердца, чтоб неладно было этому фокуснику!), всякий раз на долю секунды опережая «болванку»!
Башмачкин уже готовился завести дизель (Призрак никуда не девался, он дразнил рыком и запахом), как вынырнувший возле номера 379 адъютант генерал-лейтенанта Безбородова вызвал настоящий переполох. Впрочем, Крюк с якутом напрасно волновались: заместитель Конева отметил их убогого командира тем, что собственноручно выбрал Ивану Иванычу на складе новую добротную офицерскую шинель.
Несмотря на столь удручающие данные, на командном пункте Третьей Танковой царил оптимизм. Костоломов-разведчиков наградили. Бравый Витцель, судьбой которого так нелепо распорядился дурацкий позыв желудка, был переправлен в Главразведуправление РККА, а, затем, и на сибирские лесозаготовки. В отличие от «смершевцев» и «особистов», Найдёнов остался равнодушен к допросу. Околачиваясь среди заправлявшихся боеприпасами, маслом и топливом ИСов и «тридцатьчетверок», и не обращая внимания на изумленных снабженцев он по-своему выяснял подробности злосчастного боя. Пока новички-командиры и их восемнадцатилетние башнеры бегали за врачами, Ванька успел пообщаться с самыми надежными свидетелями. Даже когда возле очередного ИСа собралась любопытствующая толпа; — ей, как и подоспевшим санитарам, вовремя вынырнувший гвардии сержант пытался объяснить странности своего капитана — Череп, наклоняясь к броне, не прекращал диалога. Впрочем, и без показаний побывавших в той переделке машин, Найдёнов окончательно убедился — «Тигр» никуда не девался: танкист не мог спутать запах страшной машины ни с чьим другим; от монстра исходил тот самый смрад, столь знакомый беспамятному во всем остальном Ивану Иванычу еще с Курской Дуги. Вне всякого сомнения, дракон зализывал раны и ИСы обреченно дрожали в предчувствии его скорого появления.