– Може вы меня до город возьмете? Що ж я в православном монастыре делати буду? Меня же сгнобят в неделю.
– Там твои червоные, Паша, плацдарм захватят. И схлестнутся с друзьями Германа Олеговича в полную силу, – неохотно пояснила Катя.
– Витюш, если ты мне сейчас хлеба с колбасой не выдашь, я в окно вылезу и этому несчастному городу прямо сейчас голодомор устрою. Я дура несознательная, мне на политические коллизии наплевать, я систематически кушать привыкла. И вообще, стоило меня одевать, чтобы я потом с голоду околела?
От громкого голоса завибрировало в виске. Только не орите и не трогайте.
Предводительница сидела на корточках, терла тряпочкой лицо Прота. Мальчик фыркал, морщился – сивухой шибало крепко.
Обдумывая, что бы это могло значить, прапорщик скатился под мост. Здесь было прохладно, пахло тиной и ершами. В воду брызнули перепуганные лягушата. Зарываясь сапогами в песок, Герман прополз под сваями, полез в кусты. Следовало быть осторожным – этот стрелок уж точно раздумывать не станет. Вообще-то, если суждено получить пулю, то Герман предпочел бы пасть от руки Екатерины Георгиевны. Она даже из тяжелого «маузера» бьет удивительно изящно. Черт бы ее побрал, стерву невозможную.