– Притворство, – безапелляционно заявил старший барин и взволнованно поправил пенсне. – Вы не смотрите на его лицо, Вадим. Да, отсталое умственное развитие. Да, дегенерат-с, определенно. Но обратите внимание на его плечи и конечности. Это руки душителя и насильника. А этот волчий взгляд?
Сообразив, где именно засела предводительница, Герман пополз вдоль дороги, разводя стволом карабина жгучие стебли крапивы. Глупо, конечно, сейчас уместнее подумать, как самому не нарваться на пулю великой ковбойши. В запале барышня и лягушке, невзначай квакнувшей, башку пулей снесет.
С дороги донеслись воинственные вопли, – всадники погнали лошадей в лес. Самое милое дело – атаковать снайпера в конном строю. Девушка без спешки загнала в ствол патрон. Ой, лихие хлопцы – с гиком, со свистом. Шашки-то повыхватывали? Катя выглянула из-за ствола – шашкой размахивал только один. Ну вот, страшно разочаровываете девушку. Катя сняла ближайшего, – выронил «драгунку», запрокинулся в седле. Лошадь шарахнулась.
Щелчок револьвера растворился в пулеметном треске. Офицер пошатнулся, на дальнейшее Пашка не смотрел. Скатился к пожарной лестнице, обдирая ладони, заскользил вниз.
– Грехи замаливать. У тебя, товарищ Павел, грехи имеются?
– М-ммм, – Катя страдальчески замычала. – Спасите! Господа, господа! Да помилосердствуйте же! Вы меня порвете! О, господи!