– Лады, познакомились, – гость улыбался своими неприятно ровными зубами. – Ты, Катерина Георгиевна, теперь иди, отдыхай. Здесь у вас комнатка отдыха уютная, там и телевизор исправный имеется. Развлекайся просмотром новостей.
Герман, задыхаясь, пополз по осыпающемуся песку наверх. Ящики возвышались посреди песчаной воронки. Точно насекомые здесь рылись. Руки саднило. Ничего, господин Земляков-Голутвин, теперь не пропадете – открываются замечательные перспективы карьеры на поприще профессионала-землекопа. И на каторгу хоть сейчас же. Хотя какие сейчас каторги? Шлепнут без долгих разговоров, да и все мучения.
Герман и сам чуть не орал, по грязной ладони катились крупные капли крови, капали на утоптанную землю.
– В церкви, Катюша, не как-нибудь, а дисциплина. Например, трапезничают в одно и то же время, и блюдут распорядок чуть ли не столетиями. Вот монголы налетают, иезуиты, мирская власть то отбирает храмы, то возвращает, а прием пищи у священнослужителей проходит в один и тот же час. На том попы стоят, тем и сильны. Пример нужно брать, – наставительно сообщил Виктор Михайлович, останавливаясь на углу и кланяясь величественному храму. – Ты, кстати, тоже могла бы перекреститься. Рука небось не отсохнет.
– Я после контузии. А вы что же, бойкий юноша? Вы-то что отстали? Труса изволите праздновать? Из тех изволите быть, кто из подвалов погавкивает, за хамскую власть агитирует?
– Ага, – парень разобрал вожжи. – Куда направляемся-то?