Настанет время, и Великий Отец превратится в облако пара, или в факел, или в кучу дымящегося мяса.
Солнце наполовину вышло из-за изумрудной ширмы, огромное, бледно-малиновое.
Искалеченный пчеловолк протяжно застонал.
— Привет, родной! — произнес Жилец с нежностью, от которой по коже Марата пробежала волна озноба. — Я тоже рад тебя видеть. Извини, я пустой. Жратвы нет. Чего нет, того нет. Сам уже неделю колючки жую, кости старые обсасываю…
Жилец был недвижим, лепестки утробы сомкнулись над его лицом, абориген мог видеть только медленно пульсирующий розово-серый кокон.
— Да, — ответил Марат. — Ты сказала правду, старуха. Я не Хозяин Небесного Огня. Но я знаю, кто он, и знаю его язык.