И, напевая что-то бравурное себе под нос, О. Ф. погнала испуганных девочек вглубь гостиницы.
— Не мы ввели такие правила, — слабо оправдывались девушки, — это наш банк и начальство!
— Ах да! Она мама моей однокурсницы. Можно?
— Вот и славно. Значит, Понаехавшая, говоришь?
Старшая по подъезду, Макаровна, навсегда настороженная к нерусским, Маринину родню по-своему уважала и, как умела, опекала. Вела светские разговоры.
Что касаемо Понаехавшей, то ее облюбовали шизофренички всех мастей. Тихие, обмахиваясь кружевными платочками, декламировали поэтов серебряного века. Буйные демонстрировали в окошко свои испещренные варикозом ноги, парики, искусственные челюсти и другие прелести и, закатывая глаза, повествовали разные истории о многочисленных молодых любовниках, штурмующих балконы, или о соседях, в пять утра с умыслом грохочущих титановыми болванками.