Спустя какое-то время О. Ф. угомонилась, неистово поела хлеба и колбасы и, придя от этого в благостное расположение духа, зачитала вслух статью об урюпинской бабке, которая отваром зверобоя и заговорами вылечила мэру города стригущий лишай и косоглазие. Подстегнутая светлым примером бабки, О. Ф. окрылилась и принялась обзванивать охранные агентства.
И, активно недоумевая лицом, с претензией уставилась на Понаехавшую.
Интуристовское начальство подсуетилось и наконец-то вооружило охрану.
Заходит в булошную. И в привычно русоволосой очереди цепляет взглядом настороженного иммигранта. Иммигрант, весь из себя встопорщенный, глаза от ответственности за непрошеную иммиграцию врастопыр, стоит непринужденно в очереди и прикидывается местным. Мимикрирует. Дабы не слишком выделяться из толпы, он одет во все самое лучшее — спортивный костюм, остроносые лаковые туфли, черная, вышитая золотыми «Гуччи» кепка. Рядом топчется жена в богатом атласном халате, надетом на платье с обильным воланом, волосы убраны под переливчатый платок, на ногах — кожаные тапки и шерстяные носочки с Микки-Маусами. Последний писк провинциальной моды.
Через два дня Понаехавшая явилась на работу в огненно-рыжем облаке волос, розовом платье с волнительным запахом (насуешь в лифчик ваты!) и белых сапогах на высоком каблуке. Пахла она актуальным по тем временам «Амариджем» от «Живанши» и куталась в короткое малиновое пальто смелого кроя. Вид имела всполошенный и немного несчастный.