— Ты что же надеешься, что его не успеют достроить? Или хочешь упрятать меня за крепкой броней?
— Я спрошу по-другому, какие миноносцы вы хотите использовать.
— Во-первых, я ознакомился с ходом восстановительных работ на подорванных кораблях и пришел к выводу, что господа офицеры не спешат способствовать в ремонтных работах служащим порта, что вполне допустимо в мирное время и весьма пагубно в военное, когда каждая боевая единица на вес золота. Поэтому мною сегодня определены сроки ввода в строй поврежденных кораблей, и думаю в скором времени мы сможем преподать Того пару уроков вежливости. Но и до того эскадра не станет коптить небо на внутреннем рейде. Я планирую регулярные выходы в море для маневров и, по возможности, уничтожения отдельных отрядов японского флота, если таковая возможность появится.
— Не один. Вся рота придет. И еще. Прапорщик наш, он конечно немного блаженный, но ни намека поперек от братвы, он больше не увидит. Тут я тебе слово даю, а оно крепкое.
Но один это уже не два. Как-нибудь с божьей помощью. Вдруг рядом с бортом падает снаряд, фонтан воды взметается ввысь, затем опадая заливает водой всю палубу и истерзанный мостик. Что за черт.
Хорошо бы, второй миноносец только серьезно повредило. Бросить товарища они не смогут, так что с ним останется хотя бы один, а вот ринется ли вдогонку за русским один эсминец сомнительно. Хотя может. Самурайский дух и все такое. Вполне может. Но если это случится, то лучше уж подальше, все же меньше шансов, что второй вмешается в единоборство. А потому уходить. Уходить как можно дальше.