— Какие ж это деньги, — злобно огрызался Егорыч, — за двадцать целковых в месяц муку-мученскую принимать… Ах ты, проклятая! — Он бил ногой в землю, как яростный рысак. — Деньги… тут не то что сапоги, а пить-есть не на что…
Трое, открыв рты, смотрели на оплёванного Швондера.
Причем основной из них, я бы сказал, стеклянный. Он прозрачен.
— Ах… так? — сказала фигура и рассердилась. — Ябедничать? Кто сказал — жаловаться? Вы?
«Посижу, посмотрю, чтобы он в окно не выбросился, а там можно будет людей собрать. Эх, жаль, хороший был парень, умный, толковый…» — думал Щукин, садясь на край продранного дивана.
Пёс встал на задние лапы и сотворил перед Филиппом Филипповичем какой-то намаз.