— Часы. От меня. Все, что могу, — Шаманов, вольно или невольно, процитировал генерала из «Горячего снега».
— Да, да, конечно, спасибо, товарищ полковник. Приятно было с вами поработать, благодарны за содействие…
Я, взяв нашего переводчика — того самого лингвиста, который помогал нам еще в Ганцевичах, — начал беседовать с командиром жандармской роты, обер-лейтенантом Гансом Зейбертом. Немец, по-моему, не видел в том, что сделали его подчиненные, ничего предосудительного — как же, они выполняли приказ. Первая мысль — построить беседу в форме вопрос-ответ — быстро отпала, проще было записывать рассказ немца в виде свободного изложения. Вместе со мной остался и Саня — он уже успел немного успокоиться, прийти в себя и сам предложил свою помощь в ведении протокола, а точнее — в записи рассказа немца. И вот что у нас получилось.
Наша рота оказалась на одном из участков их прорыва. Одном, наверно, из многих — этого я тоже точно не знаю. И фашисты перли вперед, наползали словно облако тьмы, неостановимое и смертельное.
— Хорошо, господа, присаживайтесь здесь, сейчас я свяжусь со штабом.
Вопрос очень сложный. Очень. И отвечать на него скоропалительно не стоит. Но стоит просто задуматься. Что мы и попытались сделать.