— Боец, — меня вывел из полудремы голос дядьки. — Подъем! На инструктаж. Не отлетай, Шура!
Потом Марлен дрожащей рукой достал из кармана свою мобилу. Бывшую мобилу. Из нее торчала отливающая желтой смертью пуля.
Первым пред наши очи предстал старший из уцелевших немцев фельдфебель Шнитке (уж не родственник ли композитора?). Вчера пленные имели вид откровенно жалкий, однако этот фрукт оказался с крепкими нервами. За ночь он пришел в себя и сейчас постарался вести себя с нами со всей надменностью высшей расы. Удивил, если честно. Я думал, что после встречи с боевым вертолетом потрясение окажется посильнее.
— О почетной капитуляции вашей части! Вы же наверняка понимаете, что война вами проиграна. Немецкие войска успешно наступают. Вы смогли победить в одном бою, но танковые дивизии Клейста вам не остановить. Вам только надо выдать евреев и комиссаров.
Переводил один из офицеров штаба группы, незнакомый мне старший лейтенант, вполне сносно говорящий по-немецки. По крайней мере, я ни разу не заметил, чтобы у него возникали проблемы с переводом. Сам я на языке Дюрера и фюрера знаю только «гитлер капут» и «хенде хох», ну, может, еще несколько слов, по крайней мере, тех, которые в ходу при пародиях на немецкие фильмы. Поэтому чистоту языка нашего офицера оценить не мог.
— Да туристы мы, товарищ старший лейтенант, — сделал шаг назад Рустэм. — Вот, в Нижний возвращаемся, а тут такая фигня нездоровая!