Ну и ладно. У меня еще нычка вятской водки осталась. И полбутылки рома. Я его во фляжку перелил.
Детство заканчивается под бомбами. Когда кроватка завалена бетонными обломками, а мама лежит на полу и по ее окровавленным волосам лениво ползет солнечный лучик июньского утра.
— Мне кажется, он считает, что по моему поведению сможет определить, не обманываете ли вы его, — ответил я. — Он хочет иметь твердые гарантии жизни и безопасности. И считает, что только вы можете их обеспечить.
— Да я ж говорю, мы десять дней по лесам бродили!
Наконец из одной БМП высунулся чумазый мехвод.
Да, и к тому, и к другому соображению стоило прислушаться. Мы потопали через Мамоново на южную окраину, попутно осматриваясь — нет ли поблизости какого-нибудь работающего кафе, закусочной или хотя бы магазинчика с продуктами. Несмотря на то, что в Мамоново примерно сутки хозяйничали немцы, и, несмотря на бои, которые сначала велись за удержание города, а потом за его освобождение, в целом он пострадал несильно. Конечно, дома на главной улице были с практически полностью выбитыми стеклами на фасаде и с выщербинами от пуль. Временами попадались здания с явственными следами пожаров или с разбитыми артиллерией стенами. Все магазины и киоски стояли с разбитыми витринами и были полностью выпотрошены. Однако город не вымер — на улицах встречались горожане, и среди разбитых или кое-как заколоченных досками или фанерой витрин мелькнул все же в переулке магазинчик, двери которого не были заперты — туда входили и оттуда выходили люди, причем не с пустыми руками.