Они висели на стенах спереди и сзади, высоко и низко, всюду, куда бы она ни взглянула, куда бы ни повернулась. Она видела старые лица и молодые, бледные и смуглые, гладкие и морщинистые, веснушчатые и испещрённые шрамами, хорошенькие и невзрачные, лица мужчин и женщин, мальчиков, девочек и даже младенцев, улыбающиеся лица и хмурые, лица полные алчности, ярости и похоти, безволосые лица и покрытые щетиной. «Маски, – сказала она себе, – это всего лишь маски». Но лишь успев об этом подумать, она уже знала, что не права. Это настоящая кожа.
– Не пройдёт и часу, как он сдохнет, – не сомневался лорд Рамси.
Вокруг были враги. У берега на якоре постоянно стояло не меньше дюжины кораблей – несколько дней назад, когда солдаты высаживались на берег, их было с сотню. Юнкайцы даже привезли морем древесину и сейчас, укрывшись за рвами, строили катапульты, скорпионы и высокие требушеты. В тихие ночи она слышала, как в жарком сухом воздухе звенят молотки. «Однако у них нет осадных башен и таранов». Они не хотят брать Миэрин приступом – будут держать осаду, швыряя в её город камни, пока голод и болезни не поставят её народ на колени.
Он всё ещё ждал каши, когда в зал ввалился Рамси в сопровождении бастардовых мальчиков и потребовал музыки. Абель сонно потёр глаза, взялся за лютню и запел «Жену дорнийца». Одна из его прачек отбивала ритм на барабане. Но певец поменял слова. Теперь в песне он вкушал прелести не жены дорнийца, а дочери северянина.
– Ещё только рассвет, моя милая королева. День долог, времени хватит ещё для одной вылазки. Я принесу тебе голову Бурого Бена Пламма в виде свадебного подарка.