В любом случае, появление Бельваса обрадовало старого рыцаря. В своё время они вместе пересекли полмира, и сир Барристан знал, что может положиться на евнуха, если дело дойдёт до битвы.
Мир внизу превратился в лёд. Пальцы мороза ползли навстречу друг другу вверх по чардреву. Пустая деревня уже не была пустой: между снежными холмиками бродили синеглазые тени. Одни носили бурое, другие чёрное, третьи были нагими – с белыми как снег телами. С холмов прилетел ветер, наполненный их запахами: мертвечина, засохшая кровь, провонявшие плесенью, гнилью и мочой шкуры. Хитрюга зарычала и оскалила зубы, шерсть у неё встала дыбом. «Не люди. Не добыча. Только не эти».
Когда её спрашивали, что она видит в своём пламени, Мелисандра всегда отвечала: «Много чего», но видеть было гораздо сложнее, чем произносить эти слова. Это искусство, и, как любое другое искусство, оно требовало таланта, дисциплины, обучения. И боли тоже. Рглор говорил со своими избранными через священный огонь – на языке золы, углей и мерцающего пламени. Языке, по-настоящему понятном только богу. Мелисандра совершенствовалась в своём искусстве бесчисленные годы и уплатила свою цену. Даже в её ордене не было никого, кто мог бы сравниться с ней в мастерстве прозрения тайн, полуоткрытых и полускрытых в священном огне.
– Парус! – крикнула она. – Вон там, видишь? Там парус, и они нас заметили. Не могли не заметить. Это парус.
– Тяжело выглядеть героически верхом на свинье.
– Продолжай заниматься. Нам может пригодиться твой лук на Стене, если как-нибудь тёмной ночью к нам пожалуют Иные.