– А чего там уметь? Пехоту прикрытия частично положили, частично оттеснили в лес, зашли с флангов, гранатами закидали, делов-то! – пожал плечами Крупенников. А Харченко и Лаптев переглянулись.
– Что делать будем? – недослушал комбат, хотя Яков явно намеревался еще что-то сказать.
– Да чего тут кашу по котелку размазывать-то? – пожал плечами Крупенников, заодно подумав, что без погон чувствует себя как-то неуютно, не голым, конечно, но все же…
– Солдаты! – начал речь перед утиравшими пот добровольцами и офицерами старший лейтенант Яков Финкельштейн. – Солдаты! Вы сегодня сделали невозможное. ВЫ ПЕРЕЛОМИЛИ СЕБЯ, свой разум, свою душу! Вы спасли тех, кого мы, мужики, должны спасать всегда и везде. И не важно, кто перед вами – ящер или… Не важно. Важно не то, что впереди, а тот, кто за спиной. Здесь, на этих самых местах, давным-давно погибали ваши предки. Они погибали, чтобы родились вы. Это мужской долг. Это мужская судьба. Наши отцы спасают нас, а потом мы спасаем наших детей. Тем мы и живы! Тем мы и славны! Спасибо вам, мужики!
«А что бы ты, капитан, делал, если б детишек в лесу за линией фронта подобрал? Там, у себя, в сорок третьем?» – неожиданно осведомился внутренний голос.
– Амуниция всякая, я еще сам толком не разбирался, так, по-быстрому глянул. Ранец, шлем защитный, разгрузочный жилет, еще что-то… Эх, нам бы в сорок четвертом такое…