– И не спорь с прокурором дивизии! А то у меня – ух как! – и полковник показал кулак. Волосатый такой. Танкист и не думал спорить. Только головой кивнул.
Руководитель проекта решил прекратить эксперимент раньше времени, когда Кристина Маслач, студентка, не знакомая прежде с экспериментом, выразила протест против устрашающих условий тюрьмы после того, как она пришла туда провести беседы. Зимбардо упоминает, что из всех пятидесяти свидетелей эксперимента только она одна поставила вопрос о его соответствии морали. Хотя эксперимент был рассчитан на две недели, через шесть дней он был прекращен…
Потом они долго сидели и молчали, смоля одну за другой смешные, не угрожающие здоровью сигареты потомков. И у каждого перед глазами проплывали картинки своих воспоминаний. Харченко продолжал стоять насмерть где-то под Воронежем с двумя «максимами» против пехотной дивизии вермахта, а Крупенников все полз и полз под Синявино навстречу немецкой самоходке со связкой гранат в руках. Война, на которой ты был, никогда не кончается. И ты все равно будешь пытаться довоевать за друга, за память, за Родину. Война – она в крови… своей – и чужой…
Да обычные, в общем-то, глаза. Как у всех. У кого-то любопытные – «ну-ка, кого нам вместо Бати прислали?», у кого-то настороженные – «чего ждать от этого щегла в новеньких майорских погонах», у кого-то ехидные – «сегодня ты комбат, а завтра ты на моем месте», у кого-то равнодушные – «и не таких видали».
– Ага, – ответил за всех Дрег, заметно воспрянув духом.
– А у нас в роте был случай, – вступил в разговор врио командира 3-й роты лейтенант Свинцов. – Во время боя один переменник себе на ноге ножом несколько разрезов сделал и под кожу осколки засунул.