– Те, кто захочет остаться здесь, в мирной жизни, может оставаться, – продолжил Крупенников. – Никаких репрессий ни с нашей стороны, ни со стороны местной власти не будет, я гарантирую. Лично я в бой иду.
Три размытых, почти полностью сливающихся с зарослями тени скользили между деревьев. Высокие мягкие ботинки, еще на тренировках названные кем-то из батальонных острословов «мечтой диверсанта», ступали практически бесшумно, людям оставалось лишь избегать сухих веток, в обилии устилавших покрытую перепревшей прошлогодней листвой землю. Привалы делали лишь через каждые десять километров, отмеряя пройденное расстояние по навигатору. Отдыхали минут по двадцать, не больше, позволяя себе несколько экономных глотков подсоленной воды с растворенными в ней питательными таблетками, и, не снижая темпа, шли дальше. Позади уже осталось три таких остановки, так что большая часть пути была пройдена, оставалось меньше двадцати километров. Прикинув в голове затраченное на переход время, Ильченко скомандовал внеплановый привал, намереваясь дать товарищам отдохнуть не менее часа. Выматывать людей – да и себя – до последнего предела не хотелось, все равно до темноты они дойти успеют, тридцатник с небольшим уж отмотали. А уж на месте определятся, то ли, как говорится, с ходу в бой, то ли стать на ночевку и отработать перед рассветом. Если, конечно, там будет, чем заняться трем мужикам их профессии…
Корпус построился на краю глинистого, рыжего с зелеными пятнами растительности обрыва, круто спадающего к морю.
– Товарищ полковник, – из машины донесся умоляющий голос водителя.
– Идите и посмотрите сами, – внезапно обиделся старлей.
Через минуту названные офицеры вышли в коридор, щурясь от света и вытирая набежавшие от смеха слезы.