Когда, по неведомой прихоти посадочных талонов, они снова оказались по соседству, "грузный" аж заурчал от удовольствия, уставившись на Витю как бык на красную тряпку. Проклиная себя за несдержанность в зале ожидания, Егоров постарался стать незаметным предметом интерьера салона. Почти два часа он упорно не смотрел направо. Только в пол, в потолок и в свой ежедневник. И, похоже, это сработало. Во всяком случае, ревнивый муж перестал обращать на него внимание.
Оказалось, что проспал Витя очень многое. Первое общее собрание пассажиров и экипажа, похоже, было и последним. После получаса бесплодных попыток объяснить ситуацию, лётчики сдались и уже не пытались ничего доказывать. Их всё равно никто не слушал. Народу требовалось выплеснуть эмоции — народ их и выплёскивал.
Дождавшись утвердительного кивка бледно-зелёного второго пилота, командир Орхан снял с головы наушники, надел чёрно-белую фуражку с золотым околышем и вышел к своим пассажирам.
— Катя, бери Антона, девчонок и Макса и дуй в посёлок. Там собери общее собрание и расскажи им всё, — Витька сидел на надувном борту лодки и, судя по всему, покидать своё плавсредство не собирался, — ступай.
И на закуску три десятка воинов-дикарей на мощном боевом корабле в десятке километров от них. В третьей части своей речи отставной военный Кхап заверил всех присутствующих, что удрать они смогут, а вот сражаться и победить — нет.
К Олегу подсели Йилмаз, Петро Олександрович и ещё пара ребят, которые и руководили лагерем. После гибели капитана Орхана, Йилмаз автоматически возглавил турецкую общину, майор и пловец Андрей отвечали за добычу продовольствия и порядок среди землян, а на Олежке висело общее руководство и внешняя, так сказать, политика. Взаимоотношения с имперцами были, мягко говоря, странными.