Рот хозяина, крохотный и яркий, искривился, артикулируя так и не произнесенные слова.
— Мы направляемся в Хайпур, во дворец Камы. Что ты будешь делать, когда мы доберемся?
— Итак, горлышко твое обмакнули в купель смерти, — сказал Яма. — Поищем тогда иных путей, — и его клинок пропел еще более стремительную мелодию, когда он испробовал выпад снизу вверх.
— Она не поможет никому. Она последняя из своего рода. Она примет участие на равных.
— Да, — подтвердил он. — Да, был. Смиреннейший из гордых, гордец среди смиренных. И я сражался. Учил Пути… какое-то время. Опять сражался, опять учил, прошел через политику, магию, яд… Дал великую битву, столь ужасную, что солнце отвратило от бойни свой лик — от месива людей и богов, зверей и демонов, духов земли и воздуха, огня и воды, ящеров и лошадей, мечей и колесниц…
— Он вернется, — сказал Яма, и так оно и было.