Смирившись, Уника отошла на несколько шагов, присела на пятки. Страшно было, как никогда прежде. Вдруг вспомнились слова Ромара: «Мы всё сделали, что могли. Тебе осталось делать невозможное». Тогда учитель ещё сказал, что она больше не человек, она рука, которая должна нанести удар чудовищу. Кто знает, может быть так и должно быть? Ромар подошёл к врагу на расстояние вытянутой руки, и подходить ближе не требуется. Дальше двинется рука с зажатым ножом. Знал бы кто-нибудь, как страшно быть просто рукой!..
– Не стрелять! – ещё раз прошёл по цепи приказ Бойши.
Когда Уника окончила работу, она увидела, что по дну бывшей реки вновь течёт пусть ещё робкий и нечистый, но уже живой ручеёк.
Ромар велел раскрыть свою заветную суму и разложить на земле те сокровища, что ещё оставались там. Кроме гадальных фигурок и зелёного кинжала в торбе нашлось совсем немного вещей. Хранился увязанный в тряпицу пяток лесных орехов с тончайшей резьбой на скорлупе – сколько десятилетий сохли они без дела? Лежала тщательно выделанная шкурка полёвки – знатная добыча для удачливого охотника, каким был когда-то Ромар! Сберегалась детская игрушка, трещотка из берёзовых дощечек, – вещь жизненно нужная всякому взрослому мужчине. Имелась крошечная лубяная коробочка с пахучей густой мазью – пожалуй, единственная вещь, от которой не отказался бы охотник. Такой мазью натираются добытчики перед тем, как промышлять зверя из засады. Вонючая дрянь отбивает человеческий запах и не тревожит зверя. Обереги, взятые в избе Йоги, Ромар отдал Унике, велел носить на шее. Трудно сказать, как сработает в трудную минуту чужой талисман, ясно одно – если и поможет он, то не мужику, а женщине.
– А чего тут думать, – проворчал Мугон. – Первых чужинцев мы на крутояре ночью взяли. И других взять точно так же! Выследить, где они лагерем стали, – и ударить! Так, чтобы и маму свою чужинскую навсегда забыли.