Уника испуганно смотрела на чудо, о каком лишь рассказывали соплеменники. Так вот какие вещи умел делать Ромар, когда был здоров! И кто бы мог подумать, что в потёртом мешке сохранились стародавние, но не потерявшие силу талисманы!
Ромар был жив, но искалечен до неузнаваемости. Правой руки не было вовсе, левая – разможжённая тяжёлыми копытами в кашу, болталась на обрывке кожи. Ещё один удар копыта вспорол бок, переломив рёбра. Ромар был без сознания, жизнь стремительно утекала из него.
– Твои инструменты лучше моих. Шей как знаешь. Только на глаз шей, без примерки. Мне над этой шапкой ещё заклинания твердить.
Странная это была болезнь. Чудом уцелевший Таши свалился не сразу, оказавшись в безопасности. Ещё три дня он был на ногах; перенёс лагерь подальше от бурлящей теснины: высоко в скалах в заветренной лощине поставил балаган из еловых жердей, плотно крытых лапником и засыпанных поверху снегом, так что в самый лютый мороз можно было жить в тепле. Нарубил гору дров, благо что бурелома всюду было в изобилии, заговорил даже об охоте, но никуда не пошёл, улёгся в шалаше на шкуры и начал умирать. Он не метался в бреду, горячка обошла его стороной, он просто лежал в забытьи, а в редкие минуты просветления жаловался на холод.
– Потом! – оборвал Бойша. – Уника знала, что на смерть идёт. А тут уже не до вранья. Раз говорит – в тягости, значит, так оно и есть. Из её слов мы и судим…
Стакн с видимым сожалением отложил незаконченный нож, над которым ещё несколько дней предстояло работать, оглядел отложенные в сторонку отщепы, выбрал один, побольше, неслышно пошептал; Уника расслышала лишь всегдашнее «так»; зажал в кулаке тяжёлый желтоватый отбойник и, не примеряясь, одним безупречным движением сколол полоску зелёного камня в мизинец длиной. Проколка получилась у него с одного удара, длинная и стройная, с концом не слишком тонким, чтобы не сломать первым же нажимом, а сходящаяся на острую грань. Уника не видела в проколке изъянов, однако Стакн, как обычно, остался недоволен. Критически оглядев изделие, он костяным теслом сшелушил невидимую чешуйку, так что не только кончик проколки приобрёл остроту, но и одна из граней стала напоминать крошечный ножичек, которым многое можно сделать в случае нужды. Поплевав на брусок, Стакн в полсотни плавных движений заполировал тупой конец, чтобы не врезались грани в кожу, не портили рук швеи. Сполоснул проколку в воде, поднёс к глазам, повертел, потом ещё осторожно провёл по наждачному камню, добиваясь попросту невозможного совершенства, и лишь потом протянул готовый инструмент Унике.